|
Прохожий симовод
Регистрация: 15.02.2009
Сообщений: 10
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Репутация: 47
|
"Почему трава шевелится?"
Глава первая.
Едва солнце показалось на горизонте, яркий свет залил долину, и высокая трава, неистово буйствовавшая по праву летнего периода, зазеленела еще ярче. Бутоны цветов распустились, распространяя благоухание сладкое и тошнотворное одновременно. Где-то нетерпеливо заржал конь, роя копытом плодородную почву, он натягивал узду, привязанную к дереву, изо всех сил пытаясь освободиться и пуститься вскачь по манящей своей природной красотой долине. Но кожаная уздечка была крепка, коню оставалось только недовольно ржать и блестящими черными глазами смотреть вдаль, туда, где столь весело колыхалась трава.
На мощную шею робко опустилась чья-то ручка. Жеребец молодецки тряхнул гривой и щелкнул зубами по направлению парнишке, осмелившемуся подойти к нему, чтобы дотронуться до шикарной черной гривы животного. Мальчонка отскочил от него и подобно ветерку подбежал к товарищам, что выглядывая из-за телеги, заворожено наблюдали за привязанным к дереву красавцем-конем. Тот, явно красуясь перед ними, выгнул грудь дугой и делано взрыл копытом землю. Хотел еще заржать, да припомнив, что в прошлый раз ему за это «попало» от хозяина, промолчал.
Но детям и того, как он грациозно взмахнул гривой, оказалось вполне достаточно. Они смотрели на коня с таким несвойственным к простым вещами интересом, будто бы тот был вылит из чистого золота. Неожиданно на лица детей набежала маленькая тучка, и улыбки померкли, будто бы кто-то их потушил, как дуновением своего дыхания гасят тлеющий огонек свечи.
Дверь дома вдовы распахнулась, и на крылечке показалась вначале нога, а затем и ее обладатель. Грузно топая, будто бы каждый сапог на его ноге весил по полпуда, он тяжело спустился по ступеням и, похлопывая себя по животу, направился к коню. Тот в мгновение ока перестал красоваться перед детворой и поник головой. Самый смелый из ребят выступил из-за повозки, глядя на устрашающего вида мужчину, который положив ладонь на хребет лошади, стоял и смотрел на высокую траву, которая качалась из стороны в сторону, несмотря на то, что ветер как таковой отсутствовал. И солнце пекло, пожалуй, слишком жарко, грозя спечь мозги тех, у кого они вообще водились. Видно было, что мужчину мучили какие-то раздумья, но не заметить, что стал объектом для наблюдения, он не мог. С кривой ухмылкой, всегда казавшейся ему доброй отеческой улыбкой, он поманил к себе мальчика.
- Иди сюда, малыш.
Конь кинул на паренька тревожный взгляд и едва заметно мотнул ушастой головой, что мол, не стоит этого делать, не иди. Но мальчишка, оставив товарищей, прятаться за телегой, не колеблясь, приблизился к рыцарю и, отвесив почтительный поклон, выжидающе замер. Неожиданно рыцарь обхватил плечики мальчика и оторвал его от земли, странным взглядом глядя в глубину расширившихся от страха глаз. По-прежнему не отпуская мальчонку, он спросил.
- Ты хороший мальчик, ведь так? Чтишь Господа, читаешь утром и вечером молитвы? И конечно хочешь вступить в Священную Инквизицию, когда вырастешь?
- Я… - мальчик хотел ответить, но острые ногти, расположенные на стальных рукавицах рыцаря, больно впились в его плечики, и потребовалось несколько мгновений, чтобы свыкнуться с болью и не проронить слезинок, которые с готовностью набухли в уголках глаз. – Я чту Всевышнего, сэр. – Давление на плечи усилилось, - и Священную Инквизицию тоже…
- Хороший мальчик, - рыцарь опустил ребенка на землю подле своего коня и положил ладонь ему на голову, будто бы та была своеобразной подставкой. – Ты будешь верным рыцарем Инквизиции в борьбе с ересью. Ты ведь знаешь, кто такие еретики?
- Это те, кто против Священной Инквизиции. – Отчеканил мальчик давно заученные слова.
- А что делают с еретиками?
- Их сжигают на кострах, чтобы огонь всегда терзал их нечестивые души.
- Правильно. – Лицо рыцаря было бесстрастно, когда он подхватил мальчика вновь, на этот раз опустив на спину своего коня. – Ты ведь умеешь ездить на лошадях, маленький храбрец?
- Да, сэр.
«Храбрец» дрожал как осиновый лист, но глаза задорно сверкали из-за спутанных в вечной беготне прядей.
- Мой отец учил меня… - зачем-то добавил он и помрачнел, что, несомненно, не укрылось от рыцаря.
- Твой отец, где он сейчас? - мальчик упрямо сжал губы, что сделало ответ очевидным. Но лицо рыцаря оставалось бесстрастным.
- Посмотри на то поле. Там трава шевелится… Видишь?
- Да, - только шепнул мальчик.
- А знаешь ли ты почему?
- Я полагаю это ветер, сэр.
- Ветер… - усмехнулся рыцарь, и его бесстрастное лицо стало злым. Он отрицательно покачал головой. – Когда узнаешь, что это такое, придешь ко мне. А до этого момента не смей попадаться мне на глаза, иначе твоей матери придется заплатить вдвое священнику, чтобы тот вне очереди отпел два трупа… Пошел отсюда!
Мальчишка ловко соскользнул с коня и кинулся прочь. Забежав за дерево, он остановился, чтобы перевести дух. Затем осторожно выглянул из-за березы на рыцаря, что вновь замер подле своего коня и смотрел на зеленое поле. Что-то манило его, и это что-то теперь не давало покоя мальчику. Уцепившись руками за ближайшую ветвь, он торопливо вскарабкался на дерево и, сложив руки на коленях, немигающим взором смотрел на ярко-зеленое поле. И все-таки трава шевелилась…
Невдалеке раздался птичий гвалт, и стая ярких своим оперением птиц взмыла из зеленой травы, клинообразной фигурой устремляясь к солнцу. Мальчик, закинув голову вверх, следил за их полетом. Ему тоже хотелось в небо, но рожденные ходить по земле, никогда не смогут парить в небе подобно птицам. Как бы им этого не хотелось.
- Ория! – женский голос, чуть взволнованный и вместе с тем, раздраженный позвал мальчика. Он свесился с ветки, вверх тормашками глядя на мать, которая уперев измазанные мукой руки в бедра, стояла подле дерева, неодобрительно глядя на него. – Живо спускайся.
В другое время Ория мог бы поспорить с матерью, но видя ее в подобном расположении духа, что бродившие мимо куры, испуганно приседали в страхе за свои пернатые шкурки, счел более разумным просто спуститься с дерева. Грязный, чумазый, он предстал перед ней подобно шуту, готовому в любой момент привести в жизнь такой фокус, что все присутствующие хохотали бы до рези в животе. Мать окинула его еще раз неодобрительным взглядом и направилась к дому. Идя за ней и глядя на худую спинку, Ория думал, что ему чрезвычайно повезло с матерью, что она была гораздо сдержаннее тех, что драли своих детей за малейшую провинность. Проходя мимо коня и его хозяина, мальчик ускорил шаг, опасаясь изогнутого меча рыцаря, но тот спокойно висел в ножнах, а рыцарь наградил мальчика только задумчивым взглядом. Очевидно, он уже не помнил о своем страшном обещании.
Войдя в дом, Ори вдохнул запах свежеиспеченного хлеба, картофеля и аромат свежих полевых цветов, что стояли на столе. Мать швырнула сыну полотенце, которое описав в воздухе какую-то нелепую фигуру, приземлилось прямо ему на голову.
- Приведи себя в порядок. – Коротко велела она и начала накрывать на стол. Пока Ория возился с умывальником, женщина расставила тарелки подобающим образом, разложила в них еду. И даже успела прибрать в порядок растрепанные волосы, как дверь в дом открылась и глухо стукнула. На пороге явился рыцарь. Он опустился за стол и, скрестив руки перед собой, начал читать молитву глухим и монотонным тоном, очевидно, он читал молитву столько раз, что она успела пресытить его окончательно. Закончив, рыцарь Инквизиции поднял взгляд и улыбнулся. По спине Ории пробежали мурашки, но мать за несколько дней, что рыцарь жил у них, успела привыкнуть к его неприятной улыбке и привычке щурить глаза, доводя их до размера щелок.
Трапеза закончилась спустя довольно-таки продолжительный отрезок времени, за который рыцарь и мать толковали о вещах, еще не ясно представляющихся мальчику. Что-то об «ушастых», о Священной Инквизиции, а еще о том, что июль будет чрезвычайно жарким. Все эти разговоры сплелись в какой-то необъяснимый узел, и Ори, утомленный непонятной ему беседой, а за одно и тем, что весь день провел на улице, дурачась со своими друзьями, заснул. Сквозь сон он еще мог слышать обрывки разговоров, а потом пожелание «Спокойной ночи». Но Ори проспал недолго. Едва на улице стемнело, Ория проснулся с головной болью и тяжелыми предчувствиями. Такое бывало с ним, когда он, набедокурив, с трепетом ожидал возвращения матери, которая избирала самую страшную для него пытку – игнорировала сына. В домике горела лишь одна свеча, освещая комнату неровным колеблющимся светом.
С улицы послышался топот, будто бы целый табун диких лошадей пронесся мимо. Ори быстро обулся и вышел на крыльцо. В первый миг ему показалось, будто бы кто-то накинул ему на глаза кусок алой материи. Небо приобрело кроваво-красный оттенок от пожара, что колыхался над деревней, уничтожая дом за домом. Языки пламени уже потихоньку подбирались к жилищу мальчика. Он кинулся назад в поисках матери, но той в доме не оказалось. Громкий звук горна разрезал тишину страшной ночи, и мимо дома Ории проехали, нет, пролетели всадники.
Где же мама? Где же мамочка? Эти вопросы бились в голове мальчика, подобно отчаянной птичке, попавшей в силки. С отчаянно бьющимся сердцем и лицом, мокрым от невольно текущих слез, Ори со всех ног побежал туда, где пламя полыхало сильнее, а от дыма застилало глаза. Пробегая по узенькой тропинке, Ори всколыхнул траву, которая зашевелилась будто живая, как тогда на поле. Ория бежал к дому тетки, единственному месту, куда могла пойти мать. Но его встретили лишь несколько массивных обгоревших балок, служивших каркасом дома, развалившаяся печь и множество лопнувших от нестерпимого жара черепиц. Все было густо засыпано пеплом. Мертвая земля, мертвый дом, ни души вокруг, и только маленький мальчик, по щекам которого льются слезы, стоит на коленях и, морщась от боли, раскидывает в стороны куски черепицы. Его руки уже покраснели от многочисленных ожогов, но Ория словно не чувствует боли. Потеряв связь со своим миром, он все еще надеется, что там, под грудой балок и черепиц мать могла выжить.
Позади мальчика всколыхнулись тени, фырканье лошадей раздалось в треске огня. Но Ори не видел ничего, кроме своих рук, судорожно перебиравших и откидывавших в стороны куски черепицы. Тяжелая рука опустилась на плечо мальчика, один рывок, и Ория оказался на ногах.
Черные глаза буквально впились в мокрое, перемазанное сажей лицо, трясущиеся губы и совершенно безумные глаза, враз потерявшие всю детскую прелесть и непосредственность.
- Брось его, ему не помочь. – Подал голос всадник сидевший на пегой лошади и неприязненно взиравший на мальчишку. Обладатель черных глаз усмехнулся и, легко подхватив мальчика, усадил на лошадь. – Он не сможет отправиться. Самое разумное – оставить его тут.
Рыцарь сел на лошадь и надежно укутал трясущегося ребенка в свой красный как солнце на закате плащ и проронил, чеканя каждое слово.
- Он единственный, кто выжил. И потому-то он поедет с нами. В путь.
Рыцари оставили пылающую деревню и направились на север.
Трава к тому времени перестала шелестеть.
Конец первой главы.
|